Монастырские очерки. Киево-Печерская лавра
В книге Владимира Спиртуса «Монастырские очерки» (выпущена под редакцией игумена Петра издательством «К Свету» в 2019 году) рассказывается о паломничестве по святым местам Киева, о «ближнем нашем Иерусалиме» — Киево-Печерской лавре, ее древних подвижниках и святых недавнего времени. В их числе митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), священномученик, убитый у стен лавры в 1918 году, и в книге особенно актуально звучат слова, произнесенные святым митрополитом.
Здесь мы помещаем часть из очерков о Киево-Печерской лавре.
Мы приближаемся к Киеву — сердцу Святой Руси. Всего собравшихся посетить ближний наш Иерусалим одиннадцать человек. Среди нас и батюшка Е.,старенький, с лучащимися глазами и немного шаркающей походкой.
Киев, Новгород, Чернигов, Муром… В душе православного человека имена этих городов вызывают щемящие, светлые отзвуки. Вспоминаются события трагической и прекрасной нашей истории: созидание бесчисленных церквей, опоясанных крепостными стенами монастырей, татарские набеги…
Вот уже состав выкатил на мост и проносится над Днепром. Открылся широкий простор реки с ее плавными рукавами, обилием не то островов, не то полуостровов, с холодными отсветами воды и редкими фигурками рыболовов…
Свято-Успенская Киево-Печерская лавра
Сними обувь твою с ног твоих, ибо место,
на котором ты стоишь, есть земля святая.
Исход 3, 5
Раннее утро, небо уже просветлело. В воздухе, однако, ощутим холодок и легкое дуновение ветерка. Подъезжаем к лавре. Все слегка взволнованы. Батюшка наш оживлен и подтянут. Глаза молодо блестят. Уже в том, как он давал благословение сегодня, была радость предчувствия долгожданного.
— Музей-заповедник, — объявляет водитель троллейбуса.
— Нам на следующей.
Проезжаем главный вход в обитель с Троицкой надвратной церковью в уступе стены. Стены толстые, словно у настоящей крепости. Сверкнул в косых лучах солнца ажурный позолоченный козырек церковного фасада. Промелькнула выгоревшая роспись на потрескавшейся от времени штукатурке — лики преподобных, почивающих в Ближних и Дальних пещерах.
— А почему заповедник? Что, здесь зверей разводят, а?
— Нет, — улыбается Анна, отвечая Алешке. — Заповедными объявляют сокровенные места, которые нужно беречь и охранять. А богатства есть разные — не только природа. Вот и лавра наша… Тут, кстати, водятся белки, поют весной соловьи. Ну, а прочая живность та, что и в городе: синички, голуби, воробьи…
— Название, пожалуй, и по-другому оправдать можно. Глубоко верующих поди осталось не больше, чем лосей, — вздыхает батюшка…
***
— Патерик Печерский читал кто из вас?
Раздается несколько голосов.
— Не все, — вздыхает батюшка. Останавливается и поджидает отставших.
— Что ж, послушайте, расскажу немного о тех, к кому мы в гости приехали. В XI веке жил на Святой Горе Афон смиренный инок, добронравный и усердный, родом из города Любеча. И было игумену той Горы от Бога повеление отпустить его в русскую землю…
— Это что, сказка? — обрадовался Алешка.
— Нет, эдакое не придумаешь. Церковное Предание — это живая память о подвигах духовных и всей истории нашей. Так вот… Послушался святой Антоний игумена и отправился в Киевскую землю. Поселился в глухом месте в варяжской пещере на селе Берестове. Через некоторое время из-за смуты и братоубийства при окаянном князе Святополке пришлось ему на Афон вернуться. Но снова благословил его игумен в родные края. Воля Божия: там ему нужно быть, послужить Родине своей. И предсказал тот игумен, что много монашествующих от него как от мощного кореня произведется. Так и случилось…
Поселился преподобный Антоний в оставленной пещере Илариона, который известен теперь как первый русский митрополит Киева. Шло время… Стало стекаться туда множество ходоков — и просто посетителей, и пожелавших вместе с ним спасаться. «Не может укрыться город, стоящий на верху горы», — сказано в слове Божием (Мф. 5, 14), и пещера не смогла сокрыть жемчужину — Антония. И вот появились там блаженный Никон, юноша Феодосий, тайком ушедший из дома для спасения души, и другая богоугодная братия.
Когда собралось изрядно отшельников, ископали пещеру поширше. Устроили еще келейки подземные, там же поставили церковь. Тогда преподобный Антоний возжелал более тихого жительства. Поставил им игуменом Варлаама, а сам переселился на другой холм и начал копать новую пещеру. После, когда Варлаама забрал в другое место киевский князь Изяслав, сын Ярослава Мудрого, родоначальник лавры Антоний благословил на игуменство преподобного Феодосия. Так вот начинался монастырь.
— И какие светила светлые здесь просияли… Дам вам только самую соль, — говорит батюшка. — Иначе весь Патерик пересказать надо. Двенадцать греческих мастеров, создателей и украсителей соборной церкви. Также Алипий иконописец, грекам помощник и ангелам сотрудник. Пимен многоболезненный, постриженный в схиму ангелами и перед смертью от болезни исцеленный. Просфорники Спиридон и Никодим, каждый день всю Псалтирь по памяти вычитывавшие. Феодор и Василий, любовию крепчайшею братскою соединенные, козням бесовским противуставшие и мученическую кончину приявшие. Прохор, из лебеды хлеб, а из пепла соль делавший. Марк гробокопатель, которого мертвые не могли не послушаться. Агапит, любую хворь исцелявший, яд без вреда от завистника испить могший. Иоанн многострадальный, себя по пояс закопавший, дабы блудную страсть победить, и тако встретивший смерть. Моисей Угрин, — чтобы чистоту девства соблюсти, мучения приявший.
Батюшка оглядывает нас, оценивая впечатление от своего рассказа.
— И вот за жизнь таковую нетления от Господа удостоились, в природном виде своем почивают во гробиках. У многих ручку увидеть можно — снаружи, не упрятана. Их переоблачают в заведенное время. Представьте, что выявилось: оказывается, тапочки у них снашиваются… А однажды (было это в XI веке на Святую Пасху с затворником Дионисием) обратился он к почивающей братии с пасхальным приветствием: «Христос воскресе!» И вдруг слышит в ответ громогласное: «Воистину воскресе!»…
***
К Ближним пещерам спускается с косогора деревянная галерея. Проходим под иконой Спасителя на вратах. Открывается площадка перед Крестовоздвиженским храмом, увенчанным тремя грушевидными куполами. Солнышко высоко уж стоит, пчелы жужжат, тенькает где-то синичка…
— Славно тут, благодать какая! — говорит Маша сестре. Та согласно кивает.
С правой стороны видна крытая галерея, ведущая на верхний холм к Дальним пещерам. Минуя храм, несколько надгробий и капличку, подходим непосредственно ко входу в пещеры.
Покупаем свечи и подходим к узкому темному проходу. Ширина примерно метр, высота — два…
Вскоре мы останавливаемся из-за скопления народа. Пройти дальше не получается.
— Во Введенской церкви литургия, у Агапита, — говорит кто-то.
— Много тут церквей подземных?
— Две, кроме этой, — преподобных Антония и Варлаама.
Стоим, слушаем монашеское пение.
— Апостол еще не читали. Кто готовился ко святому Причастию, посмотрите, где тут исповедают. Видать, недалече, — тихо шепчет батюшка.
Исповедь над мощами угодников… Вот где можно ощутить, что такое Церковь: единство верных во Христе всех времен — и живых, и мертвых. «Иже на всякое время и на всякий час, на небеси и на земли поклоняемый и славимый, Христе Боже наш…»
Поет хор — человек пять. Негромко, ни быстро, ни медленно, сдержанно-стройным киево-печерским напевом, непохожим на московский и северорусский. Есть в этом пении что-то общее с архитектурой украинского барокко: храмами в виде башен, изящными карнизами…
Прислушиваемся каждый к своему, внутреннему. Перестали шушукаться, внимаем. Стоять тяжело, людей все прибывает, тесно и душно. Но… Чувствую — незаметно пропадает ощущение тела. Оно как бы растворяется, исчезает в потоке того, что охватывает душу, и вместе со словами Евангелия, с пением иноков несет ее в такие выси, так высоко и далеко, куда она еще не забиралась. О самом существовании которых и не догадывалась…
— Слышишь, слышишь, — дергает меня Иван за руку. Это вдруг пришла волна аромата, нечто особенное, трудно описуемое языком. Мелисса? Липа? Сухая сосна? — ищу в уме подходящее сравнение. Нет, нет, похоже, — но все не то…
— Покадил, видно, батюшка в храме.
— Нет, ладан так не пахнет. Тут совсем другое, такого благоухания нигде не бывает…
* * *
С некоторыми нашими спутниками мы отделились от своих. Через боковое ответвление пещеры обошли столпившийся народ и направились по узкому проходу к келейкам, уставленным раками преподобных. Над каждым имя указано и висит изображение угодника. Благоговейно прикладываемся к много видевшим стеклам. Шепчут губы слова прошений о помощи: «Преподобне отче Исаие чудотворче, моли Бога о нас! Преподобне отче Нифонте, епископе Новгородский, моли Бога о нас…»
— А почему нет мощей затворников? Только окошки…
— Тише, пожалуйста. Так, наверное, и надо, чтобы затвор не нарушить. Затворник затворником должен остаться…
Литургия заканчивается, и народ понемногу перемещается по проходу, ведущему к Введенскому храму. Вот уже и мы внутри.
Малы для нас пещерные церкви, не рассчитаны были на столько душ… Позолоченный иконостас сделан в начале XIX века. Тонкой работы, очень красив, хоть и невелик. Подходим к мощам Переяславского епископа Ефрема. Целуем крест. И вот он — преподобный врач и целитель Агапит — сокровище бесценное киевлян. Как в подмосковной лавре Сергий и как в Дивееве батюшка Серафим…
Как правило, экскурсии похвальный и основной интерес проявляют к преподобному летописцу Нестору — автору «Повести временных лет», «Чтения о князех Борисе и Глебе», обретшему мощи Феодосия в пещере и описавшему его житие.
— Нам, верующим, — учит батюшка, — у преподобного прилично просить не только о личных нуждах, но и за Отечество: «..защити страну нашу, тебе присную, и соотчичи твоя от всяких зол и скорбей…»
…Вот и третья подземная церковь — Благовещенская. Современный кирпичный иконостас и мозаичные иконы. Здесь лежат мощи новомученика Российского митрополита Владимира. Он был убит в ночь с 25 на 26 января 1918 года в двухстах метрах от Экономических ворот Киево-Печерской лавры — расстрелян группой из пяти солдат во главе с матросом.
— Это что, случилось неожиданно? Владыку застали врасплох? — спрашивает Маша.
— Нет, — отвечает старчик. — Владыка оставался на своем посту. Как и мученик-царь, он мог бы скрыться от большевиков, но предпочел смерть.
— У меня есть статья об этом убийстве, могу дать почитать, — говорит учительница Людмила.
Строчки из статьи В. Ульяновского («Град Китеж», № 1 (6), 1992), подчеркнутые красным карандашом:
«Сейчас (к концу 1917 года) в лавре находится 784 человека братства, в том числе монашествующих 563 человека и 221 послушник… (Приписка шариковой ручкой: «Ого…») Еще в апреле 1917 года в Трапезной церкви начали происходить несанкционированные властью общие собрания братии… Был избран комитет во главе с арх. Климентом и его заместителем иеромон. Иоанникием. (Приписка: «И тут комитеты!») В монастыре создалась также немногочисленная “полтавская партия” во главе с архим. Филадельфом, выступавшая за украинизацию. (Приписка: «А также националисты».) К вечеру 23 января большевики овладели лаврою, и тогда в ней начались такие дикие насилия и проявления варварства, перед которыми бледнеют известные из древних летописей сказания о грабежах и насилиях, производившихся дикими монголами во время разорения Киева и лавры в 1240 году». (Приписка: «Спаси нас, Господи!») У Великой лаврской церкви стояли группами по 5—6 человек монахи. Все они отнеслись к уводу митрополита совершенно безучастно. Одна женщина, крестьянка Тамбовской губернии, долго жившая в лаврской гостинице и работавшая там, рассказывала, что она вышла из церкви после акафиста, как раз в то время, как большевики вели митрополита. Пораженная увиденным, она громко сказала, обращаясь к близ стоящим монахам: «Батюшки, куда же это нашего владыку ведут?» На это один из монахов отвечал ей: «Молчи! Не твое дело!»
Из надгробного слова лаврского архимандрита Тихона: «Мрачным пятном ложится эта мученическая кончина нашего архипастыря на всех близких к почившему людей и на всю обитель сию… Мы, видно, мало любили, мало ценили его… Мы его единого оставили…»
Эти цитаты без комментариев. Подчеркнуто карандашом еще одно место — показания случайного очевидца:
«Потом он благословил крестообразно обеими руками своих убийц и сказал: «Господь вас благословляет и прощает», — и после этого, когда митрополит еще не успел опустить рук, послышались три выстрела, и митрополит упал».
— Ужасные были года, — вздыхает Людмила. — Воистину, по словам Анны Ахматовой, было «все расхищено, предано, продано». И страшно представить, что подобное лихолетие, быть может, уже вновь на пороге…
В тяжкие времена нынешних церковных нестроений и разделений как не вспомнить слова убиенного владыки, его завет нам, освященный пролитой кровью: «Для нас страшно даже слышать, когда говорят об отделении южнорусской Церкви от единой Православной Российской Церкви… Не из Киева ли шли проповедники Православия по всей России? Среди угодников Киево-Печерской лавры разве мы не видим пришедших сюда из различных мест Святой Руси? Любовь к родному краю не должна в нас заглушать и побеждать любовь ко всей России и к единой Православной Русской Церкви»…
Владимир Спиртус
Иллюстрации из книги:
