Исторические окрестности подворья. Монахова Поляна

Окрестности Черноморского подворья замечательны историей как древней, так и новой. Местность, где расположено подворье, находится на Монаховой горе и именуется Монаховой Поляной, а на современных геодезических планах и в краеведческой литературе носит название Монахов[1]. Само название свидетельствует о том, насколько значимо духовно-историческое прошлое этого места и тесна связь с монашеством, и поэтому правильнее говорить не об основании обители на Монаховой Поляне, а о ее возрождении.

И в целом Кавказское Причерноморье — древняя христианская земля. Из церковного предания известно, что Евангелие здесь проповедовали сами святые апостолы. С проповедью прошел апостол Андрей Первозванный побережье Понта Евксинского от Севастополя Великого (Сухума) до Боспора/Воспора (Керчи), территории авазгов, зихов (зикхов) и других народов: «Симон и Андрей отправились в Аланию и в город Фусту. И сотворив множество чудес и многих наставив, отправились в Авазгию. Придя в Севастополь Великий, они учили слову Божию, и многие приняли его. А Андрей, оставив там Симона с учениками, сам поднялся в Зикхию. Жестоки эти люди, варвары и поныне наполовину неверующие: они даже хотели убить Андрея и убили бы, если бы не увидели его нестяжание, кротость и подвижничество. Наконец, оставив их, он отправился к верхним сугдаям. Эти люди, послушные и кроткие, с радостью приняли слово. Оттуда он пришел в Воспор, город на том берегу Понта…»[2]

Спутник апостола Андрея апостол Симон Кананит принял мученическую кончину, обращая язычников ко Христу. Средневековые источники указывают его могилу и гробницу со святыми мощами в приморском городе под названием Никопсис или Никопсия. («…Могила апостола Симона, — говорит источник, — находится в городе Никопсе, между Абхазией и Джикети»[3].) Никопсис в византийскую эпоху стал епархиальным центром Зихии (области в северо-восточной части побережья) с кафедрой архиепископа, c VII века он упоминается в византийских церковных документах и хорошо знаком средневековым авторам как укрепленный город на границе зихских и авазгийских земель[4]. В настоящее время местоположение Никопсии неизвестно, о нем в исторической науке ведутся споры[5]. Никопсию ищут севернее Туапсе — в Новомихайловском, и на территории Большого Сочи, и в районе современного абхазского Цандрипша, и в Новом Афоне, который возник в 1870-х годах у развалин древней Анакопии Авазгийской. Ее название созвучно названию Никопсиса, местные вековые предания связаны с жизнью, проповедью и кончиной апостола Симона Кананита, и эти два церковных центра в источниках зачастую отождествляются или же именуются одинаково[6].

С эпохи святого царя Юстиниана Великого христианство, насаждаемое Византией, распространилось и укрепилось в Северо-Восточном Причерноморье. Влияние империи здесь было сильным. Строительство храмов, создание церковной организации, утверждение спасительной веры, христианского образа жизни и культуры среди воинственных народов соседних земель, политически подчиненных Византии и самостоятельных, составляло важнейшую часть общей политики империи, превращало места расселения отдельных племен в области и страны византийского культурного мира.

Как и во времена апостольские, христианское учение лучше воспринималось жителями тех мест, где прежде находились очаги эллинистического влияния, прибрежные города (такие, как Воспор и Севастополь), римско-византийские укрепленные пункты. Абхазия стала значительным православным государством и испытала расцвет в IX—X веках. Зихи обитали в более суровой, без удобных бухт, труднодоступной части гористого побережья и слыли морскими разбойниками. Тем не менее в VI веке у них уже были храмы, совершали богослужение епископы Зихийские, «народа зихов»[7], а в константинопольских епархиальных списках с VII века присутствует, как выше говорилось, Никопсийская архиепископия в Зихии.

Потребности духовной жизни новообращенных и активное миссионерство вызвали обширное храмовое строительство в византийских традициях. Известны сооружения и более ранние, доюстиниановские. Некоторые церкви были украшены ценным резным мрамором, привезенным из окрестностей Константинополя, из столичных проконнисских мастерских; в музее Сочи можно увидеть мраморные плиты и другие фрагменты прекрасного убранства несохранившихся храмов VI века, которые находились в сочинском регионе (храм в «Южных культурах», предполагаемый в Каштанах). На территории Абхазии часть памятников средневековой архитектуры уцелела: в этой стране дольше удерживались православные традиции в отличие от соседней Зихии, а в XIX веке некоторые древние абхазские храмы, хотя и с рядом «переделок, перестроек, поновлений»[8], были отреставрированы и в них совершалась служба Божия. В Новом Афоне, Пицунде, Дранде средневековые церкви восстанавливали и в должном состоянии поддерживали афонские монахи, основавшие обители в Причерноморье.

На территории Большого Сочи от большинства памятников остались лишь фундаменты и фрагменты стен; многие храмы, давно запустев, со временем и вовсе исчезли: их каменную кладку люди разобрали для сооружения своих жилищ, уничтожили при застройке прибрежной полосы, по ним провели шоссе и железную дорогу. Живописные руины некоторых церквей и храмовых комплексов, располагавшихся выше, в предгорьях, хорошо видны до сих пор, их часто посещают паломники и туристы.

Руины храма над местом впадения речки Глубокий Яр в Мзымту, близ ущелья Ахцу

Остатки храма в Имеретинской низменности

Реконструкция храма в Лоо (по А. Г. Лазареву)

Особенно много храмов в эпоху средневековья появилось в окрестностях реки Мзымты, в междуречье Псоу — Мзымта — Кудепста, величественное шестистолпное церковное здание было воздвигнуто на территории современного поселка Лоо. При взгляде на руины его высоких стен можно предположить, что этот вместительный храм был соборным и что в XIII—XIV веках именно здесь находилась кафедра или резиденция зихийских митрополитов[9]. Множество горных оборонительных сооружений, весьма значительных и небольших (среди них Хашупсе, Хоста, Ачипсе, Пслух и другие) появилось в период средневековья для охраны торговых путей, перевалов и ущелий, защиты от разорительных набегов. Крепости, стоявшие на побережье, обороняли его от нападений с моря, вместе с тем охраняя северные рубежи Византийской империи. К укрепленным поселениям вели сухопутные и морские пути, и сами они становились пунктами международного общения, экономической жизни и торговли.

Стратегически важным сооружением, одним из самых крупных в Северо-Восточном Причерноморье, была крепость, руины которой находятся в Лазаревском районе Сочи, на окраине поселка Волконка, недалеко от Монаховой Поляны. Остатки длинных каменных стен и башен видны на возвышенности у моря, при устье речки Годлик. По характеру кладки и архитектурно-строительным особенностям исследователи определили римско-византийское «происхождение» крепости, ранний период ее строительства связывают с началом VI — началом VII века[10]. Памятник описывали такие известные ученые, как Л. И. Лавров и Ю. Н. Воронов. Воронов относил его основание к V веку и отождествлял с крепостью Бага/Вага, расположенной, согласно «Периплу» Безымянного, в окрестностях мыса Пустынного[11]; Лавров — с портовым пунктом или местностью Alba Zichia (Alba Zеchia, Alba Zeqa, Белая Зихия) итальянских средневековых морских карт[12]. Средневековыми письменными источниками история северо-восточной части побережья почти не освещена, и ученые в своих предположениях исходят в основном из археологического материала. На обширной территории Годликского городища, в северной его части, располагались, согласно исследованиям, жилые постройки и храм[13] (прежние очевидцы-путешественники тоже видели «продолговатую груду развалин»[14], в которую могло превратиться церковное здание), на берегу моря находилась пристань.

Интересно научное мнение, что именно это большое укрепленное поселение являлось Никопсией Зихийской — церковным центром Черноморского побережья в эпоху раннего средневековья. Такое предположение выдвинули специалисты, изучавшие памятник в 1990-х годах в составе археологической экспедиции Уральского государственного университета[15]. А сам район современного Лазаревского был обжит людьми с глубокой древности, о чем свидетельствуют археологические находки. Так, большой известностью пользуется памятник археологии, расположенный в ущелье Годлика, — Волконский дольмен.

Жизнь в крепости продолжалась не менее десяти столетий[16], по временам прерываясь стихийными бедствиями, землетрясениями и после возобновляясь. В XIV—XV веках укрепление перестраивали генуэзцы, основавшие здесь свою факторию. К середине XVII столетия покинутая людьми крепость сильно обветшала и разрушилась, но еще могла служить путешественникам приютом в непогоду, а местное население пользовалось ее пристанью[17]. В XIX столетии от крепости остались лишь руины, именно у этих старых стен в марте 1864 года, в конце Кавказской войны, произошло известное сражение. На некоторых картах военного времени и более поздних здесь значатся «развалины монастыря». Российские офицеры и переселенцы, чьи воспоминания сохранились, также считали эти камни «остатками древнего христианского храма в каштановой роще», «развалинами древнего монастыря»[18]. Благочестивые христианские чувства подсказывали русским людям, что в таком крупном средневековом поселении-крепости или рядом непременно должна была находиться церковь, а возможно, и монашеская обитель. Не находилась ли она на Монаховой Поляне или же на Монаховой горе?..

Русские географические названия, к которым относятся эти топонимы, появились на побережье не так давно, в XIX веке, с приходом российских военных и переселенцев, и данный факт свидетельствует, что иноки подвизались здесь не так давно (хотя возможно, что они поселились на месте древней обители), но все же довольно продолжительное время, поскольку топонимы успели укорениться. Однако не исключено, что иноки оставались на Монаховой Поляне недолго, но привлекли окрестных селян высотой аскетической жизни и этим запомнились. По «замирении Кавказа» христианство на отошедших к России причерноморских территориях начало восстанавливаться. После многовекового перерыва возобновилось строительство храмов, в которых нуждались православные переселенцы, в основном русские, молдаване и малоазийские греки.

Возрождение монашеской жизни на Черноморском побережье преимущественно связано с Афоном. Русская святогорская братия, прибывшая в 1875 году в Абхазию из Пантелеимонова монастыря, возвела Ново-Афонский монастырь, который стал одной из крупнейших и известнейших в империи обителей, монашеским центром, очагом молитвенного делания и культурно-просветительного служения, духовным «корнем» афонской традиции, процветшей на Кавказе. Обитель способствовала становлению и развитию монашеской жизни во «второафонских» монастырях, появившихся вскоре в крае, помогала инокам-пустынникам. Можно утверждать, что новоафонцы положили основание пустынножительству в горах Кавказа, поскольку все кавказские пустынники «из монастырей вышли» и многие из них подготовили себя к отшельничеству, вначале пройдя послушание в общежитии Ново-Афонского монастыря[19].

Иеромонах Маркиан, бывший афонский келлиот, в 1900-х годах начал устраивать «у горы Ахцу, по дороге в Красную Поляну, близ деревни Лесной» Свято-Троицкий монастырь, строительство которого первоначально планировалось «близ посада Туапсе»[20] (современное село в том месте, где находилась уничтоженная после революции обитель отца Маркиана, носит название Монастырь). В начале XX века Троицкая обитель, как видно из документов, оставалась единственным официально утвержденным православным монастырем на территории Черноморской губернии. В 1910 году «в деревне Георгиевке, близ посада Туапсе»[21] была учреждена Иверско-Алексиевская женская иноческая община, но в монастырь она преобразована не была. Сведения о какой-либо другой православной монашеской обители в Черноморской губернии в официальных документах не встречаются, данные о таковой «близ села Лазаревского» отсутствуют (или пока не обнаружены), поэтому можно предположить, что община на Монаховой Поляне (если она образовалась до революции) так и не успела получить официальный статус. Должно быть, в тихом, малолюдном урочище селились пустынники и их внутренняя жизнь строилась так же, как в скитах и отшельнических жилищах прочих пустынных мест Кавказа (окрестности Красной Поляны, Медовеевки, Псху и др.), — молитва, откровение помыслов старцу, послушание и труды для пропитания и поддержания иноческого быта. Внимательной, молитвенной монашеской жизни способствовали тишина и покой: окружающая местность, замечательная по природным условиям, защищенная от северных ветров, красотой подобная Новому Афону, оставалась малонаселенной, с несколькими крупными имениями и отдельными дачами. Земля, на которой строится Черноморское подворье, во второй половине XIX — начале XX века принадлежала известным российским генералам — В. А. Гейману и, перед революцией, П. А. Фролову.

На пустынном хуторе Ригза в окрестностях Псху. Фотография 1998 г. (из архива автора)

Участок генерала П. А. Фролова на плане урочища Годлик. РГИА. Ф. 1424. Оп. 2. Д. 155. Л. 6

В конце XIX — начале XX века российское правительство проводило большие работы по благоустройству Черноморского побережья, строительству путей сообщения. С севера Монахову гору обогнул участок Новороссийско-Сухумского шоссе; с противоположной стороны, вдоль берегового склона Монаховой Поляны, разворачивалось строительство железной дороги. К уединенному урочищу подступил технический прогресс, зато паломники получали возможность чаще посещать святое место, слышать слова назидания и утешения, оказывать посильную помощь развивающейся монашеской общине. Но мирное течение жизни, потревоженное первой мiровой войной, вскоре прервалось революцией и войной Гражданской. По новым благоустроенным дорогам началось движение войск, военной техники, разного рода вооруженных формирований, беженцев… Возможно, на Монахову гору стали перебираться иноки из Нового Афона и других известных черноморских монастырей, теснимые революционерами. Остатки старой кипарисовой аллеи на Монаховой Поляне напоминают аллеи Нового Афона, что может являться косвенным подтверждением этого предположения.

Предание о Монаховой Поляне В Причерноморье возникло ожесточенное противостояние между белогвардейцами, армией Грузинской республики, войсками красных и отрядами так называемых зеленых или красно-зеленых — партизан в основном из местных крестьян, действовавших против деникинцев. Предание, бытующее у жителей Волконки, повествует, что братия обители, которая находилась на Монаховой Поляне, во время Гражданской войны приютила белогвардейских офицеров. Некоторые из раненых не выжили, и передают, что они были похоронены на уступе обрывистого юго-восточного склона Монаховой Поляны, где сейчас поставлен поклонный крест. Иноки, ожидавшие прихода революционеров и разгрома своей обители, сами подожгли постройки и отплыли на лодке, направляясь в Турцию. Добавляют также, что источник хорошей питьевой воды, которым пользовалась братия, почитая его святым, скрылся под землей после ухода иноков и снова появится на Монаховой Поляне, когда здесь возродится обитель, возобновится монашеская жизнь. (Монахову Поляну с запада ограничивает неглубокое ущелье высохшей речки. Возможно, исчезнувший источник когда-то питал собой этот небольшой водный поток…)

Таково в главных чертах местное предание. В документах находится подтверждение тому, что оно основано на реальных фактах, а исторические свидетельства, записки участников трагических событий дополняют и раскрывают это устное повествование.

Большевики, придя на время к власти, в марте 1918 года объявили Черноморскую губернию Черноморской советской республикой. Вскоре грузинская армия, тесня большевиков, начала наступление вдоль побережья с целью завладеть им. В июле 1918 года был захвачен и «временно присоединен» к Грузинской республике Сочинский округ, после чего грузины заняли Туапсе, а в северном направлении, перевалив через хребет, достигли станицы Хадыженской[22]. Подразделения белой Добровольческой армии в августе 1918 года вошли в Екатеринодар. Ее генералы, отстаивавшие идею единой и неделимой России, вступили в борьбу за восстановление дореволюционных границ Черноморской губернии. В августе — сентябре белые войска заняли побережье от Новороссийска до Лазаревского, в начале 1919 года освободили Сочинский округ и остановились на реке Бзыбь. Впоследствии же, когда основные деникинские силы начали с боями продвигаться на север, к центральным российским губерниям, оставленные для защиты Черноморского побережья отряды не удержали позиций — отступили к Адлеру под натиском грузинских войск, а также в результате налетов зеленых партизан, поддерживавших грузин. Позднее фронт закрепился на реке Мехадырь (Махадыр) между Адлером и Гагрой.

Движение зеленых разрасталось, деникинские войска Черноморского побережья противостояли их вооруженным выступлениям, предотвращали диверсии, нападения на поезда и обозы. В начале 1920 года зеленые отряды захватили Сочи и подошли к границам Туапсинского округа. (Перед революцией окрестности Лазаревского вошли в Туапсинский округ Черноморской губернии (в составе Кавказского наместничества), граница которого с Сочинским округом пролегала немного южнее урочища Годлик.) 13 февраля завязался бой на реке Шахе. Зеленым противостояли отступившие из Сочинского округа остатки 52-й отдельной пехотной бригады, армянский батальон полковника Чимишкианца, а также офицерский батальон полковника Галкина, 10-й сводный полк и пластунская сотня есаула Базарова, прибывшие из Туапсе[23]. Эти добровольческие соединения, находившиеся под общим командованием полковника Жуковского[24], в бою понесли большие потери и потерпели поражение. Зеленые сообщали, что преследование отступавшего в направлении Лазаревского — Туапсе «противника продолжалось до позднего вечера 13 февраля», «офицерский батальон и часть 10-го сводного полка, бросив две батареи и обоз, успели пробиться к линии железной дороги», в то время как отряды, «припертые к горам», были разгромлены[25]. Не исключено, что у монахов укрывались белогвардейцы, сражавшиеся на Шахе. По завершении боя они, пробираясь по железной дороге, вышли к обители и приютились на Монаховой Поляне, а кто-то из тяжелораненых нашел здесь и вечное пристанище.

Не исключено также, что у братии искали убежища участники последнего отступления казачьих войск, бывшего весной 1920 года, при крушении «белого фронта» на побережье. После эвакуации белых из Новороссийска оставшиеся части («1-й и 2-й Кубанские конные корпуса, содержащие по две казачьи дивизии, 4-й Донской казачий корпус и Черкесская дивизия»[26]) с боями отходили к Туапсе и далее к Сочи и Адлеру, чтобы погрузиться на корабли или пробиться в Грузию. В апреле 1920 года бои шли и на реке Аше, и «в районе Катковой дачи»[27]. В районе Лазаревского, на реке Псезуапсе, с 1 по 4 апреля длился бой белых и красных соединений, в котором сражались юнкера Кубанского Алексеевского училища.

Вспоминает К. Т. Баев:

«В 1919 году, будучи воспитанником последнего курса Кубанского войскового технического училища, я ни о чем другом, как о своем учении, не думал. Но в связи с создавшимся на фронте Белой армии серьезным положением была вдруг объявлена мобилизация и учащейся молодежи. Был мобилизован и я в возрасте 18 с половиной лет и попал в учебный ученический батальон при Кубанском генерала М. В. Алексеева военном училище в городе Екатеринодаре.

В начале весны 1920 года Екатеринодар был оставлен белыми, и мы, перебравшись через реку Кубань по железнодорожному мосту, ушли через аул Тахтамукай в горы, направляясь на город Майкоп. Непролазная грязь весенней распутицы делала этот поход особенно изнурительным. Узнав в пути, что Майкоп уже занят большевиками, мы повернули на станицу Хадыженскую и далее — на Туапсе, с небольшими остановками для ликвидации гнезд “красно-зеленых”, нападавших на поезда и занимавшихся грабежами. После Туапсе мы шли походным порядком по шоссе вдоль Черноморского побережья и в канун святой Пасхи прибыли в селение Лазаревка. Отдохнув там несколько дней, мы заняли позицию, перейдя реку Псезуапсе. В течение трех дней мы отбивали атаки красных, на четвертый же день наш ученический батальон оказался отрезанным от наших главных сил. Не желая сдаваться красным, мы вместе с Кубанским училищем после четырехдневного почти беспрерывного похода по горам, без пищи и зачастую без воды, нагруженные амуницией, тяжелыми пулеметами и патронами, перебрались через быструю и полноводную реку Шахе и на пятый день наших скитаний присоединились к своим войскам…»[28]

Из рапорта К. К. Зродловского, командира 12-й юнкерской сотни Кубанского Алексеевского училища:

«В бою 3 апреля на реке Псезуапсе 1-й взвод моей сотни в течение четырех часов обстреливался действительным пулеметным огнем. На следующий день 3-й взвод сотни, находившийся на правом фланге позиции против села Алексеевка, вступил в перестрелку с противником, наступавшим на нашу заставу… Два наши батальона 4 апреля были отрезаны большевиками и пять дней находились у них в тылу…»[29]

А вот красноармейская «оперсводка»:

«16.4.1920 г. В районе Лазаревской редкая ружейная перестрелка: наша артиллерия обстреливает резервы противника, группирующегося по дачам юго-восточнее Лазаревской. Утром со стороны Сочи подошел к Лазаревской неприятельский крейсер, который в течение 20 минут обстреливал ураганным огнем артиллерии (позиции большевиков. — И. П.), после чего скрылся в направлении Сочи. Наштарм 9 (т. е. начальник штаба 9-й армии. — И. П.) Душкевич»[30].

В событиях участвовало множество морских судов — военных и гражданских, русских и иностранных. Они поддерживали белые войска артиллерийским огнем, эвакуировали тысячи людей из портов Кавказского побережья в Крым, Константинополь, Грецию; подбирали тех, кто еще оставался на берегу. По воспоминаниям, некоторые из беженцев, «более энергичные», «разыскивали в порту шлюпки и оставленные маленькие катера и на них, иногда без весел, гребя лишь досками и руками, выходили за входные маяки»[31], где большие суда брали их на борт. Были случаи, когда с кораблей к берегу высылались шлюпки. Как видим, повествование о том, что братия уплыла на лодке, направляясь в Турцию, тоже вполне соответствует историческим реалиям: скорее всего, монахи добрались до одного из кораблей, увозивших беженцев в Константинополь, и на нем покинули Кавказское побережье.

Большевики искоренили очаги белого сопротивления на побережье и, приступив к социалистическому курортному строительству, повели борьбу с религиозными организациями и с самой верой Христовой. С точки зрения советских властей, статус Причерноморья как курортной зоны требовал и «безрелигиозности», «бесцерковности» региона; при насаждении «здорового образа жизни» полностью исключался его духовный аспект. Большие, благоустроенные обители в соседней Абхазии, братия которых начала подвергаться притеснениям сразу после революции, были окончательно закрыты в основном в 1920-х годах. Монастырские храмы и здания стали использоваться под советские хозяйственные, лечебные, туристические и прочие учреждения, а «небольшая церковь»[32] Троицкого монастыря и другие его постройки вовсе не сохранились. В конце 1920-х — начале 1930-х годов разгрому подверглись тайные монашеские скиты и каливы в горах и пустынных местах, многие их насельники были расстреляны.

Однако не иссякло пустынножительство, появлялись небольшие иноческие общины, православные традиции были живы, в новых сложных условиях люди продолжали стремиться к христианским идеалам. Жители сочинского побережья не растеряли память о прошлом, о святых местах и замечательных личностях, чьи имена связаны с Причерноморьем. Эти воспоминания отразились в топонимах Черноморского побережья, а таких, кроме названия Монаховой Поляны, на карте множество — Монастырь, Лазаревское, Воронцовка, Илларионовка, Ермоловка, Архипо-Осиповка, Каткова Щель, Верещагинка… Образовавшееся в 1920-х годах село Волконка носит имя дореволюционного владельца здешних имений князя Волконского. Сохранение исторической памяти стало одним из залогов последующего возрождения духовно-культурных традиций и православной жизни.

Примечательно, что в окрестностях Монаховой Поляны, недалеко от руин Годликского городища, в парке на территории нынешнего санатория ВВС, находился, по рассказам старожилов, дом, принадлежавший Евгению Сергеевичу Боткину, лейб-медику царской семьи, который вместе с ней был расстрелян и ныне прославлен Церковью в лике святых страстотерпцев. Дом не сохранился. Неподалеку в 2005 году возведен деревянный храм, освященный во имя святых царственных страстотерпцев.

Благочестивые примеры недавнего прошлого назидают, духовно укрепляют, при посещении и изучении средневековых памятников пробуждается интерес к церковной истории и христианским преданиям края. «Помянух дни древния, поучихся во всех делех Твоих, в творениих руку Твоею поучахся», по словам святого Псалмопевца (Пс. 142, 5).

Игумен Петр (Пиголь)

[1] См.: Ворошилов В. И. Топонимы российского Черноморья: История и этнография в географических названиях. Майкоп, 2007. С. 155.

[2] Греческие предания о св. ап. Андрее / Изд. подгот. А. Ю. Виноградовым. СПб., 2005. Т. 1. С. 311.

[3] Еквтиме Атонели. Поминовение о странствии и проповедании Андрея // Сообщения средневековых грузинских письменных источников об Абхазии. Сухуми, 1986. С. 18.

[4] См.: Darrouzès J. Notitiae episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae. Р., 1981. Р. 206; Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. С. 174.

[5] См., например: Воронов Ю. Н. К локализации Никопсии // XV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа, 19—22 апр. 1988 г.: Тез. докл. Махачкала, 1988. С. 72—73; Горст А. П. Еще раз о Никопсии // Археология, архитектура и этнокультурные процессы Северо-Западного Кавказа. Екатеринбург, 1997. С. 72—80; Симиненко В. И. К вопросу о локализации крепостей Никопсия и Сотириуполь // Там же. С. 131—137.

[6] См., например: Хрушкова Л. Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья (IV—VII вв.). М., 2002. С. 54.

[7] См.: Гадло А. В. Византийские свидетельства о Зихской епархии как источник по истории Северо-Восточного Причерноморья // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991. С. 94; Acta Conciliorum Oecumenicorum. Berolini, 1940. T. 3. P. 28, 115, 126, 155, 162, 171, 184.

[8] Хрушкова Л. Г. Раннехристианские памятники… С. 109.

[9] Подробнее о перемещениях архиерейской кафедры Зихии см.: Петр (Пиголь), игум. Православие в Северо-Восточном Причерноморье в эпоху средневековья и связи с Киево-Печерской обителью: Доклад на конференции «Киево-Печерская Лавра — Афон — Иерусалим: единство сквозь века» (Киев, 20—21 июля 2018 г.) // http://ksvetu.org/articles/pravoslavie-v-severo-vostochnom-priche

[10] См.: Симиненко В. И., Поздникин В. М. Градостроительная реставрация старой крепости вблизи пос. Лазаревское г. Сочи // Археология, архитектура и этнокультурные процессы Северо-Западного Кавказа. С. 119—123.

[11] См.: Воронов Ю. Н. Древности Сочи и его окрестностей. Краснодар, 1979. С. 80; Безыменного автора объезд Евксинского Понта // Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе / В. В. Латышев. СПб., 1890. Т. 1. С. 278.

[12] См.: Лавров Л. И. Этнография Кавказа: По полевым материалам 1924—1978 гг. Л., 1982. С. 175.

[13] См.: Симиненко В. И., Поздникин В. М. Градостроительная реставрации… С. 126.

[14] Bell J. S. Journal of a residence in Circassia during the years 1837, 1838 and 1839. L., 1840. Р. 440.

[15] См.: Симиненко В. И., Поздникин В. М. Градостроительная реставрации… С. 130.

[16] См.: Овчинникова Б. Б. Итоги полевых исследований Лооской археологической экспедиции Уральского гос. ун-та им. А. М. Горького (1987—1996) // Археология, архитектура и этнокультурные процессы Северо-Западного Кавказа. С. 17.

[17] См.: Эвлия Челеби. Книга путешествия: Земли Закавказья и сопредельных областей Малой Азии и Ирана. М., 1983. С. 52.

[18] Верещагин А. В. Путевые заметки по Черноморскому округу. М., 1874. С. 50; Солтан В. Военные действия в Кубанской области с 1861 по 1864 г.: Походные записки // Кавказский сборник. Тифлис, 1880. Т. 5. С. 448; см. также: Военный сборник. СПб., 1864. № 12. Декабрь. Отд. неофиц. С. 298.

[19] См.: Петр (Пиголь), игум. Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь // История Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне с 1735 до 1912 г. Св. Гора Афон, 2015. С. 591—652.

[20] Российский государственный исторический архив. Ф. 796, оп. 181, д. 1722, л. 25—26; Ионова З. Н. Христианские конфессии на Черноморском побережье Кавказа в конце XIX в. — XXI в.: Дис. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2015. С. 48.

[21] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. Синода по Ведомству православного исповедания за 1910 г. СПб., 1913. С. 59.

[22] Черкасов А. А. Гражданская война на Кубани и Черноморье (1917—1922 гг.): «третья сила» в социально-политическом противостоянии: Дис. … д-ра ист. наук. Ставрополь, 2007. С. 157—158.

[23] См.: Воронович Н. Меж двух огней: Записки зеленого // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 7. С. 136; «Зеленая книга»: История крестьянского движения в Черноморской губернии / Н. Воронович. [Прага], 1921. С. 98.

[24] Воронович Н. Меж двух огней… С. 136.

[25] «Зеленая книга»… С. 74; Воронович Н. Меж двух огней… С. 137.

[26] Черкасов А. А. Гражданская война… С. 286.

[27] Там же. С. 288.

[28] Баев К. На Черноморском побережье // Последние бои Вооруженных сил Юга России / Сост. С. В. Волков. М., 2004. С. 263—264.

[29] Зродловский К. Одиссея одной русской девушки во время Гражданской войны 1918 — 1920 гг. // Там же. С. 216.

[30] Цит. по: Черкасов А. А. Гражданская война… С. 521—522.

[31] Варнек П. А. У берегов Кавказа в 1920 г. // Гражданская война в России: Черноморский флот. М., 2002. С. 207.

[32] Дороватовский С. Сочи и Красная Поляна с окрестностями. Краснодар, 2010. С. 150.