О чуде от чтения жития преподобномученицы Евдокии Илиопольской. Из биографии старца Иеронима, собственноручно им записанной

14 (1) марта святая Церковь чтит память преподобномученицы Евдокии Илиопольской. Об одном чуде святой преподобномученицы, от чтения ее жития, рассказывает в собственноручных записках старец иеросхимонах Иероним Афонский (Соломенцов; 1806—1885). Чудо было с его сестрой Евдокией.

Нас, сыновей, у отца нашего было четверо, а дочь была одна, которую родители очень любили. Она была резвая. На одиннадцатом году ее отвезли в Орел, в монастырь к монахиням-теткам, для обучения в рукоделии, особенно золотошвейному искусству. Она там прожила два года. Потом привезли ее назад домой и начали по обычаю глупому купеческому лет за пять вперед до замужества заготовлять наряды, и притом еще в большом количестве. А она, приехав из монастыря, начала с подругами своими читать романы, которые воспалили ее воображение и усилили в ней страсти. Собою она была красива. Начитавшись романов, она стала о себе думать, что она умная дама. Иногда, прочитавши какой-нибудь роман и увлекшись им до восторга, она передавала мне свои чувства и тонкие понятия, желая показать, что она уже умеет ценить и рассуждать о всяких предметах. И это я слыхал от нее многократно. Таким образом моя легковерная сестрица в малое время зашла далеко. Я молился о ней, да просветит ее Бог, да наставит на всякую истину, а на себя я не надеялся, чтобы мог вразумить и обратить ее к любви Божией. Вот уже ей минуло 16 лет, и в это время появилось за нее свататься до 20 женихов, но нравился ей из них только один. Это был полковой казначей.

Однажды она мне много рассказывала о геройстве разных героинь, описанных в романах. При этом я спросил ее: «Скажи мне, сестра, какое ты имеешь понятие о романах? Что такое роман?» Она отвечала мне: «Да всем известно, что роман есть история о каком-либо событии или повесть о приключениях». При этом я, рассмеявшись, сказал ей: «Если б это было так!» Она торопливо спросила: «Так как же иначе? И скажи мне твое мнение о романе. Неужели все это ложь?» Я ей сказал: «Сестра, вот мое мнение, и мнение всех здравомыслящих, и всех великих святых: роман есть миф, то есть сказка, басня, выдумка или мечта ложного воображения». За этим она так и ахнула, проговоривши: «Ах, Боже мой, а я думала, что все, писанное в романах, есть истина и верные события!» Я ей ответил: «Я укажу тебе таковые события истинные, которые засвидетельствованы всею нашею святою Церковию». — «Да ты мне говоришь о святых книгах и Четиях Минеях?» «Да, — сказал я ей, — да разве в этих книгах написано не чудно, не дивно, не ужасно и не страшно? А это не выдумка, не ложь, а сущая есть истина. Вот ты имеешь имя святой Евдокии, а читала ли ты ее житие и страдание? Вот где увидишь истинное геройство и пречудную повесть, каковых ты в романах не читала». Затем она побежала читать житие преподобномученицы Евдокии. Прочитавши ее житие и прочих подобных жен, как-то: Евгении преподобномученицы, Аполлинарии, Феодоры, — наша любительница чтения романов видимо переменилась, на романы уже и смотреть не хотела и так полюбила чтение святых книг, что часов по пять их читала. Иногда мать принуждена была силою оттаскивать ее от книги, говоря, что она от долгого чтения похудела и сделалась бледная, что ее теперь никто не возьмет замуж. А она, несмотря ни на что, стала ходить часто в церковь и, к горю матери, не стала убираться. И скоро Промысл Божий помог ей пойти в монастырь.

Это было таким образом. На масленой неделе она с невесткою в санках каталась по городу и простудилась. От этого она заболела, и долго доктора лечили ее. По прошествии шести месяцев она выздоровела, но не совсем, боль в груди осталась и угрожала ей чахоткою. В это время у нас гостила схимонахиня, наша тетка, мать Ксанфира. Сестра упросила ее, чтобы она взяла ее в монастырь. Тетка дала ей слово, что если отпустят, то она теперь же возьмет ее с собою в монастырь. На другой день утром мы все собрались, по обычаю, в спальню родительскую пить чай. В это время входит сестра и, ставши на колени пред отцом, начала просить со слезами отца, чтобы он отпустил ее в монастырь. На это отец сказал ей: «Так как брат твой хочет скоро оставить нас и пойти в монастырь, потому мы теперь отпустить тебя не можем, ибо в один раз двоих любимых детей отпустить для нас очень тяжело и скорбно, а если хочешь, то проси брата, чтобы он за тебя пожил с нами три года». После этих слов сестра встает и с рыданием бросается мне на шею, говоря: «Любезный братец, выкупи меня!» Все мы, вставши со стульев, расплакались. Я от слез едва мог выговорить: «Согласен, согласен, но только год». Отец, протянувши ко мне свою руку, сказал: «Три, три!» Я, давши ему свою руку, сказал: «Два, два!» Поцелуем руки отца мы покончили этот торг.

Скоро, дня через три, сестра уехала с теткою в монастырь. При сем я вспомнил одно происшествие, предрекшее событие сему делу по вере и молитве просящих от Бога разрешения сомнительному делу. Это было так. Из числа 20 женихов, искавших руки сестры моей, один жених понравился нашим родителям, и они пожелали выдать ее за него. Но, так как он был иногородец, из города Орла, потому надобно было узнать о нравственном и вещественном состоянии его семейства. Для этого дела послан был я с матерью в Орел. Там мы узнали, что семейство этого жениха несостоятельное, а потому и решили не выдавать за него нашей сестры. Мать моя квартировала в монастыре, у монахини нашей Ксанфиры, а я жил в гостинице. В воскресенье после обедни я был в монастыре у тетки. Туда пришел протоиерей отец Лука — старик вдовец. Мы вместе пили чай и разговаривали о нашем деле. Мать скорбела и горевала, что оказалось препятствие для выдачи ее дочери за любимого человека, колебалась и сомневалась и не знала, что делать. Протоиерей знал все это дело и, видя ее скорбящей и сомневающейся о сем, посоветовал ей решить это дело жребием, сказавши, что и в самых великих делах святые апостолы метали жребий. Мать на этот совет согласилась. Написали два жребия: один — выдавать в Орел, другой — не выдавать; положили жребии пред иконами, зажгли свечи, встали и помолились, а потом вынули жребий, на котором было написано: «Выдавать в Орел». Поблагодарили Бога за решение нашего сомнения, успокоились, сели и начали пить чай, а мать начала плакать и укорять себя, говоря: «Что это я, глупая, сделала? Для чего я положилась на жребий, будучи убеждена в невозможности быть этому делу?» Протоиерей от души смеялся ее малодушию, а мать сердилась на него, говоря: «Вы, батюшка, вовлекли меня в этот грех. Зачем вы посоветовали мне кинуть жребий? Нет, нет, я не хочу ее выдавать в Орел и жребия не признаю истинным». Но протоиерей продолжал смеяться, говоря: «Так будет, как жребий сказал. Без сомнения, так будет». Мать за эти его слова еще более сердилась на него, а он, выходя из келлии и прощаясь, повторил свои слова, сказав: «Я верую, что Бог сотворит так и Евдокия выдана будет в Орел!» И затем отец протоиерей вышел из келлии, а мать еще долго продолжала плакать. Когда сестру проводили в Орел в монастырь, тогда мы вспомнили о предвещании жребия. Бог оправдал чудным образом веру отца протоиерея. Я еще прожил за сестру в доме родителей два года. Об этом событии сестра часто вспоминала в письмах своих ко мне. И в самом деле, самоотвержение ее было примерное и редкое, и за то Бог удивил над нею милость Свою в монашестве, даровав ей многие благодатные дары ко славе Своей и для спасения многих душ, вверенных ее путеводительству. Теперь в монастыре ее 800 сестер.

Вначале она жила в Орле у тетки — монахини Ксанфиры, которая была старица опытная, а когда сгорел в Орле монастырь их, тогда они переселились в Борисовский монастырь. С ними еще были две племянницы. Тут сестру сделали благочинною, и она в этой должности была 20 лет; потом ее избрали игумениею. В это время прибыли к ней еще две племянницы. Мать наша в ее монастыре скончалась, будучи наименована в схиме Еввулою.

(Из кн.: Великая стража: Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария / Авт.-сост. иеромонах Иоаким (Сабельников). М., 2001. С. 24—27.)